Юрий Григорович: о классике, современности, «Корсаре» и вообще о жизни

В Башкирском государственном театре оперы и балета великий хореограф современности Юрий Григорович ставит балет «Корсар» А.Адана. Его премьера 30 — 31 мая откроет XVIII Международный фестиваль балетного искусства имени Рудольфа Нуреева.

Работа с Григоровичем — событие, сенсация. Башкирская труппа уже переживала такие счастливые эпизоды в 90-е годы. Более пятнадцати лет уфимцы и гости города не устают смотреть «Тщетную предосторожность», «Дон Кихот», «Щелкунчик», «Лебединое озеро» в хореографии Григоровича. С «Корсаром» будет пять спектаклей. Если не считать Краснодар, где Юрий Николаевич создал свой театр и поставил практически все свои балеты, Башкирская сцена — единственная в России, где идет столько постановок Мастера. Это поднимает престиж Башкирского театра, который всегда, со времени своего рождения, был крупным музыкальным центром в регионах России. Оперный тон задавали выпускники Московской консерватории, балетный — выпускники Ленинградского хореографического училища. Теперь кадры вокалистов и музыкантов поставляет собственная Академия искусств, созданная аксакалом национальной академической музыки с всероссийским авторитетом Загиром Гариповичем Исмагиловым. Балетную труппу ежегодно пополняют воспитанники Башкирского хореографического колледжа имени Рудольфа Нуреева, недавно отметившего 25-летний юбилей.

Прошлым летом Юрий Николаевич приехал в Уфу, встретился с генеральным директором театра Юрием Стульниковым и художественным руководителем балета Леонорой Куватовой, подписал контракт о постановке «Корсара». Тогда же в театр приехал художник-постановщик Николай Шаронов, ученик знаменитого Валерия Левенталя, познакомил членов художественного совета с концепцией сценографического решения спектакля. С начала года он снова в театре, под его руководством эскизы, макеты приобретают свои сценические аналоги. С первых чисел января репетиции проводит ассистент хореографа Олег Рачковский. Постановочная команда отмечает творческий настрой коллектива, деловой и созидательный подход всех служб и руководства театра к решению проблем, которые неизбежно рождаются в ходе работы, а также доброжелательность и гостеприимство.

На днях сам Юрий Николаевич снова прибыл в Уфу, чтобы лично посмотреть, как идет репетиционный процесс, как изготавливаются декорации, шьются костюмы, а также ближе познакомиться с труппой, где много молодежи, что особенно восхищает и радует Мастера. Несмотря на плотный график пребывания в Уфе, Юрий Николаевич выкроил часок, чтобы ответить на вопросы журналистов — сотрудника литературной части театра Нины Жиленко и корреспондента телеканала «Культура — Башкортостан» Гузели Галимовой.

Юрий Николаевич — потрясающий собеседник. Восхищают широта и образность его мышления, молодость духа, великолепное чувство юмора, которое, к сожалению, трудно передать на бумаге, ибо особый шарм — в богатстве и тонкости интонаций.

— Юрий Николаевич, мы рады снова видеть Вас в нашем театре. Помнится, Вы как-то говорили, что с Башкирией Вашу семью связывают давние-давние ниточки…

— Мой прадед по линии отца был в этих краях первым почтмейстером, дружил с Сергеем Тимофеевичем Аксаковым. У меня самого появились такие связи. Как-то вечером мы с Шамилем Терегуловым «посидели» очень хорошо. Я рассказал ему эту историю об Аксакове и моем предке. И он говорит: «Знаешь, в музее Аксаков каждую ночь приходит». Что-нибудь интересное в жизни увидеть — я на это всегда готов. Была уже ночь, и мы поехали туда. Я не знаю, кто был смотрителем. Мы долго стучались, нас прогоняли, говорили: вы хулиганы! Выяснилось, что это все же не хулиганы, потому что у нас был с собой «запас». Нас пустили. Полночи, или до утра мы сидели там и ждали шаги Аксакова. И я хотел с ним поговорить, но ничего не вышло. Решили, что, может быть, он в следующий раз появится. Но больше туда не поехали. Все это мне приятно вспоминать, потому что связано с Башкирией.

Еще меня связывает с Башкирией то, что мой преподаватель характерного танца Александр Викторович Ширяев, ближайший помощник великого Петипа, набирал здесь группу учащихся в Ленинградское хореографическое училище, очень любил Башкирию, часто приезжал сюда на кумыс, и климат ему нравился. Башкирская группа была очень тесно связана со мной в училище в Ленинграде. Халяф Сафиуллин, Зоя Насретдинова — их и многих других я знал, мы вместе учились, дружили. Поэтому у меня две такие связи: одна — когда я ходил смотреть на Аксакова, но ничего не получилась — это более поздняя. А другая — более ранняя, довоенная.

— Шамиль Ахмедович всегда с благодарностью вспоминал время работы с Вами…

— С Шамилем Терегуловым были прекрасные отношения, мы с ним плодотворно работали. Он пригласил меня сюда, чтобы поставить мои спектакли, которые идут до сих пор, что мне очень приятно. Четыре спектакля, между прочим! У нас была замечательная поездка — громадные гастроли уфимского балета в США, больше двух месяцев. Мы расстались, потому что я много работал, у меня были контракты. И в Париже, и в Амстердаме, и Стокгольме. Но мы были вместе еще в 1993 году, когда Рудик умер. В Уфе проходили гастроли студии Большого театра «Григорович-балет», мы посвятили свои выступления Рудольфу. Вообще мы первые заявили в России о том, что это великий танцовщик и надо чтить его память. Так родился первый фестиваль памяти Рудольфа Нуреева. Я рад, что именно Башкирский театр был инициатором этого благородного дела.

— С Нуреевым Вы тоже дружили?

— С Рудольфом мы дружили и вместе работали в Кировском театре. На него я начал ставить свой второй большой балет «Легенда о любви». Мы были молоды, горячи, случилась ссора, а вскоре он остался в Париже. Этого никто не предполагал, в первую очередь — он сам. Его багаж прилетел без него в Ленинград. Александр Иванович Пушкин, мой большой друг, мой преподаватель, так же как и Рудика (он вел класс солистов в Мариинском театре), при встрече сказал: «Хочешь, я покажу, что у него в чемодане?» При мне открыл чемодан, а там — голубое трико из «ликрас». Для костюма Ферхада. У нас таких еще не было. Наши трико изготавливали из простого трикотажа, который мялся, собирался складками, плохо сидел, быстро изнашивался. Рудольф думал о костюме для нового спектакля и, конечно, не предполагал, что так сложится ситуация и он вынужден будет остаться за границей навсегда.

— В чем феномен Нуреева, загадка магии его личности?

— Никакой загадки нет. Просто он уникален. Прежде всего, удивительный, необыкновенный, талантливый танцовщик. Потом — самобытный темперамент, кровь яркая, зажигательная, восточная. Он был неглупым человеком, интересовался искусством, любил живопись, знал много. Характер, конечно, непростой. Его могли, как лекарство, принимать или не принимать, но он был, несомненно, незаурядной личностью. Позже мы часто встречались с ним во Франции, Италии и других странах. Я был на его последнем спектакле «Баядерка» в «Гранд-опера», он меня пригласил — я приехал. У него было желание сделать что-нибудь в Большом театре. Но не сложилось. Мы говорили как-то вокруг да около, потому что ситуация в театре была довольно сложная: непонятно, кто хороший, а кто плохой, кто враг народа и кто не враг. Хотя я сделал, наверное, что-то для него. В одну из наших встреч он сказал: «Знаете, у меня мать очень больна, при смерти, а меня не пускают». Ну что я мог ему ответить? Я не политический деятель, не посол, не президент… Но вскоре я оказался в Париже, и там у меня случилась встреча с нашим послом. Я ему все рассказал. Говорю, мол, мы сейчас идем по пути демократизации, а человек этот, кстати сказать, ни разу не ругал советскую власть. Он говорил, что остался, потому что ему хотелось попробовать ИНЫЕ пути развития… Хотя в этих путях. ничего не получилось. И танцевал он в основном то, что сделал в Мариинском театре. Но разговор не об этом сейчас. Потом я опять был в разъездах. Через какое-то время приезжаю в Москву, а мне говорят: «Вас тут Нуреев разыскивал!» — «Как?!« — «А его пустили проститься с матерью!». Наверное, действительно хотел встретиться со мной, а меня в Москве не было. Я очень расстроился, говорю: «Как же так?»… А он уже улетел. Позже я узнал, что там была большая трагедия. Рудик пришел к матери, когда у нее была кома, и она его не узнала. Он всю ночь возле нее просидел, а утром у него был билет в Париж, потому что кончалась виза. Она проснулась и сказала сестре Рудика: «Ты знаешь, мне казалось, что около меня был Рудик». Вот такая история.

— Юрий Николаевич, у Вас много постановок?

— В Краснодаре идут 16 моих балетов.

— Это много или мало?

— Какая разница! Не в этом дело. Можешь поставить один спектакль, и он будет идти сто лет. А можешь сделать сто постановок, и тебя забудут через день после смерти.

— Нам далеко до Краснодара!

— У вас все впереди! У вас интересная перспектива!

— Уфимский «Корсар» будет особенным?

— А у меня все особенные! Я очень люблю свои старые балеты, с удовольствием их ставлю в разных городах и странах. Мне интересно! Конечно, в уфимском спектакле будет что-то новое — и в хореографии, и в сценографии. Мы смотрели с художником Николаем Шароновым декорации — часть уже написана. Со временем что-то изменяешь… Я сделал три постановки «Спящей красавицы» в Большом театре — и все абсолютно разные.

— Вы больше десяти лет не были в Уфе. Помните кого-нибудь из нашей труппы?

— Я делал здесь «Тщетную предосторожность» — Марцелину танцевал Хашим Мустаев. Я его знаю еще со времен учебы в Ленинграде, потом мы были коллегами в Кировском театре. Замечательный актер! Я рад, что он пришел в театр повидаться со мной.

— Хашим Фатыхович — старейшина нашего балета. А наша молодежь дотягивается до Ваших критериев?

— Я рад, что вижу сейчас молодую труппу. Я всегда любил и люблю работать с молодежью, потому что балет — искусство молодых. Репетиции проводит мой ассистент Олег Рачковский. Мы с ним, кстати, и начинали работать в уфимском театре. Он тоже считает коллектив профессионально крепким. Леонора Куватова — уважаемый профессионал, достаточно сказать, что с Барышниковым танцевала. Знающая танцовщица, опытный педагог, успешно ведет и школу (БХК), и театральную труппу. Она продолжает традицию классического балета. Сохранение классического балета — самое важное, что существует в искусстве балетного театра. Если мы это забудем, то мы и нового ничего не сделаем. Я не против нового, как сейчас говорят — современного. Мне не понятно, почему так говорят. Современное — все, что хорошо. Это что получается, Леонардо да Винчи менее современен, чем наши художники-абстракционисты? Нет! И то, и другое идет в копилку общей культуры мира!

— Мы давно мечтаем о «Спартаке», но, наверное, нам еще не по силам. Вы посмотрели труппу — может быть, в будущем…

— Не в этом дело! Сам театр… Тут ведь масштаб какой! Масса народа, декорации…

— В общем, перестроить театр, а потом приглашать на постановку?

— Не надо! Театр мне очень нравится! Как замечательно, что открыли эту лестницу, это зеркало… Я потрясен! В 90-х ничего не было!

— Это была исправлена ошибка: когда-то бездумно снесли лестницу, а когда наступили иные времена, восстановили историческую и художественную справедливость.

— Такая красота! Входишь — и эта лестница, ведущая ввысь… Понимаешь, что на самом деле театр — это праздник…

— В общем, «Корсар» не финальная точка в наших отношениях?

— «Корсар» — это возможность для меня посмотреть, как живет труппа. Я давно ее не видел. Это в данном случае лакмусовая бумажка, которая поможет мне сориентироваться по будущему материалу. А «Корсар» — старая классика, балет, который идет во всем мире. Спектакль для большого, настоящего театра. Здесь, прежде всего, важна музыка Адана, здесь есть и введенная музыка Делиба — замечательного композитора. Конечно, это не имеет никакого отношения к Байрону. Как балет «Дон Кихот» не имеет никакого отношения к Сервантесу. Но это прелестный балет, который на протяжении стольких лет, как «Жизель», «Тщетная предосторожность», сохраняется в мировом репертуаре, в репертуаре всех больших, настоящих театров. Он идет в Москве, Петербурге, Париже…

— Премьера в мае?

— В мае. Вообще я не люблю говорить до. Сейчас работа в разгаре — репетиции, декорации, костюмы. Сегодня мы смотрели часть декораций, реквизит. Художник Шаронов здесь интенсивно работает над «Корсаром». В Большом театре я с ним делал спектакли. Я видел часть костюмов, побывал на репетициях. Я доволен актерами — не буду никакие фамилии называть. Все хорошо работают, а результаты будут видны потом.

— Вы 30 лет проработали с художником Симоном Вирсаладзе. Такого продолжительного и плодотворного союза не знала история балета.

— Это величайший художник, с моей точки зрения. Он не только делал мои спектакли, трудился и в кино. Это было мое счастье, что на протяжении стольких лет творил с ним. И только после его кончины я стал работать с другими.

— Такого же по духу, творческим устремлениям встретили?

— Нет, не встретил. И вообще — повторения не бывает!

— В журнале «Балет» опубликовано Ваше эссе о Виталии Вульфе. Потрясающе написано: язык, стиль, эмоции…

— Виталий Вульф — один из замечательных людей, с которыми я имел счастье в последние годы встречаться в Москве.

— Вы пишете что-нибудь — мемуары, записки…

— Нет, ничего не пишу. Все время и силы занимает балет.

— В Ваших конкурсах участвовала наша молодая балерина Ирина Сапожникова. Вы запомнили ее? Она танцевала вариацию из вашего «Щелкунчика»…

— Помню! Она получила серебряную медаль в Стамбуле и в Сочи. Изумительно точно поставлено, замечательно протанцевала.

— Ваш юбилей широко отмечается в Москве, Краснодаре… Наша труппа в Вашу честь 29 января дает балет «Щелкунчик»… Юрий Николаевич, в Большом театре идут Ваши спектакли. Художественный руководитель Сергей Филин после гала-концерта, посвященного вашему юбилею, сказал: «Какое счастье и честь работать с таким Мастером и танцевать для него!». Вспомним 1995 год… Как история расставила все по своим местам! Вам это приносит удовлетворение?

— Ничего пока не расставляла. Пока мы живы, все разговоры — ерунда! Вот когда мы умираем, тут начинаются разговоры о том, кто это… На расстоянии начинает проявляться настоящее лицо. Будь то художник, политик, артист… Нужно, чтобы время отдалилось. Современники не понимают ничего!..